Ровно 405 лет назад Россия открыла счет цареубийствам

Первой жертвой стал не Александр II, как думают многие, а 16-летний царь Федор Борисович Годунов, которому все в один голос прочили великое будущее.

Это произошло 10 июня (по ст. стилю) 1605 года. В старый дом Бориса Годунова, где к тому времени содержались под стражей семья умершего царя вошли князья Василий Голицын и Андрей Рубец-Мосальский, дворяне Андрей Шерефетдинов и Михайло Молчанов, сопровождаемые несколькими стрельцами. Кроме них, по словам бывшего в то время в Москве шведа Пера Эрлесунда (Петра Петрея), непосредственным исполнителем убийства был подьячий Иван Богданов, якобы тайно присланный для этого в Москву.

Под предлогом, что им надо сообщить нечто важное от законного государя Димитрия (имеется ввиду якобы сын Ивана Грозного Лжедмитрий I), они развели семью по разным комнатам и набросились на них. Мать Федора удалось удушить сразу, а вот царевич, несмотря на свои 16 лет и отсутствие оружия, оказался силен и принялся сопротивляться, сумев несколько раз разбросать навалившихся на него стрельцов.
— За уд хватай, за уд, — выкрикнул кто-то.

Стрелец, послушавшийся совета, изловчившись, крепко схватил царевича за детородный орган и стало с силой давить. От чудовищной боли Федор лишился силы и по рассказам похвалявшихся потом своим геройством стрельцов, даже стал кричать: Бога ради, докончите меня скорее!» Но стрельцы уже не хотели рисковать. Вначале один из них, схватил дубину и нанес ему несколько ударов по плечам и груди. Лишь после этого на него набросили петлю и удавили.

Затем Голицын с Мосальским, выйдя на крыльцо дома объявили собравшимся москвичам, что Борисова вдова и сын отравили себя ядом, хотя их тела, выставленные на всеобщее обозрение, имели следы борьбы и насильственной смерти, как свидетельствует Петрей: «и следы от верёвки, которой они были задушены, я видел собственными глазами вместе со многими тысячами людей».

Многие смотрели на тела погибших «только с любопытством, но многие и с умилением… Жалели о Феодоре, который цвел добродетелию и надеждою: столько имел и столько обещал прекрасного для счастия России, если бы оно угодно было Провидению!» Эти строки принадлежат историку Карамзину, который хотя жил и работал во времена Романовых, но не погрешил против истины, даже если она была и неугодна царствующему дому.

Карамзин посвятил царевичу не только эти строки, но и другие, где чуть ли не воспевает погибшего: «Сын естественно наследовал права его (царя Бориса), утвержденные двукратною присягою, и как бы давал им новую силу прелестию своей невинной юности, красоты мужественной, души равно твердой и кроткой; он соединял в себе ум отца с добродетелию матери и шестнадцати лет удивлял вельмож даром слова и сведениями необыкновенными в тогдашнее время: первым счастливым плодом Европейского воспитания в России; рано узнал и науку правления, отроком заседая в Думе; узнал и сладость благодеяния, всегда употребляемый родителем в посредники между законом и милостию. Чего нельзя было ожидать Государству от такого Венценосца?»
Вот так было удавлено будущее России, которое сулило куда более безоблачное будущее, чем та кровавая свистопляска, названная впоследствии Великой смутой, начавшаяся спустя год и длившаяся чуть ли не семь лет.

— Что касаемо безоблачного будущего, дара слова и необыкновенных познаний, о которых пишет историк, то это не голословное утверждение и отнюдь не преувеличение, — поделился с корреспондентом сайта LIGA-PRESS писатель Валерий Елманов. — Дело в том, что отец Федора царь Борис готовил сына к царству с самого детства. Уже в 9-летнем возрасте Федор имел собственную государственную печать, регулярно заседал в Боярской думе, принимал послов, в том числе женихов сестры Ксении — Густава Шведского и Иоанна Датского, участвовал в судебной и благотворительной деятельности отца. В частности, во время голода в 1601–03 годов.

Кроме того, Федор непрестанно учился. Всякого рода науки — иностранные языки, риторику, географию и прочее — ему преподавали лучшие иноземные учителя. Достаточно сказать, что царевич Фёдор вошёл в историю русской картографии: им, пускай и под руководством учителей, была составлена одна из первых собственно русских карт России (карты, подготовленные иностранными специалистами, появились ещё в XVI веке). Она была издана в Амстердаме по рукописям как раз в тот год, когда на русское царство венчали сопливого и слабоумного Мишу Романова.

Об этом есть и у Пушкина в его трагедии «Борис Годунов». Помните, царь спрашивает сына, чем тот занят, и что это лежит на столе, а Федор отвечает:
Чертеж земли московской; наше царство
Из края в край. Вот видишь: тут Москва,
Тут Новгород, тут Астрахань. Вот море,
Вот пермские дремучие леса,
А вот Сибирь…

Кстати, Борис Федорович не забывал и об общественном мнении. Все карательные документы он подписывал один, зато на дарственных или касающихся амнистии для преступников всегда вслед за царской подписью была и другая, Федора Борисовича.

Убежден, что не случись трагической нелепой смерти его отца именно в то самое время, когда семья нуждалась в нем больше всего, и царь Федор II Годунов заложил бы основы куда более счастливой во всех отношениях династии, нежели Романовы. Счастливой для всей страны.

Но не судьба…
Валерий МИЛЕНИН.