Чёрный октябрь

Лига-пресс, (11:39) 04 октября 2008 г.

Значимость событий, которые во многом предопределяют дальнейший ход развития той или иной страны, наиболее явственно ощущается в переломные эпохи. Со времени вооружённых столкновений в Москве 3-4 октября 1993 г. между сторонниками президента Ельцина и Верховного совета, завершившихся военным разгромом высшего органа представительной власти, прошли 15 лет. За эти годы завершился один цикл в постсоветской истории страны, начало которому положили драматические события октября 1993-го. То был период адаптации России к изменившимся условиям жизни («лихие 90-е»), создания новых институтов, на облик которых сильное влияние оказал октябрь 1993-го. В логике смены фаз политического процесса интерес к переломным моментам истории, к числу которых, несомненно, относятся события 15-летней давности, — не просто дань печальному юбилею, а потребность в понимании тенденций посткоммунистического развития России. Некоторые факты тех дней относятся к числу белых пятен, которые ещё предстоит изучить историкам (взять, например, роль пресловутых снайперов, обстреливавших случайных прохожих с крыш домов), говорить о различных аспектах влияния октября 1993 г. на всю последующую историю страны с большой определённостью можно уже сегодня.

В конфликте между президентом и Верховным советом, игравшим главную роль в политике страны периода «августовской республики», которая образовалась в результате стремительного распада СССР и потому сохранила переходную и где-то противоестественную структуру высшей власти, обращают на себя внимание две непересекающиеся линии. С одной стороны, этот конфликт отражал глубокий политико-идеологический раскол тогдашнего российского общества по отношению к политике реформ, проводившейся президентом Ельциным и его командой. Подобный раскол, прошедший через все общественные слои и группы, как находившиеся на нижних этажах социальной лестницы, так и относимые к элитам, разделил Россию на сторонников быстрого перехода к рынку и демократии и критиков этой стратегии. Коалиция противников политики Ельцина включала тех, кто не одобрял именно либеральный, ельцинско-гайдаровский вариант реформ, противопоставляя ему «китайский», этатистский путь преобразований, и тех, кто отвергал сам принцип рыночного хозяйства в России. Немногочисленные группы, придерживавшиеся промежуточных позиций, не могли определить ход истории в эпоху острого гражданского конфликта. С другой стороны, когда противостояние между двумя институтами власти переросло в прямые вооружённые столкновения, разделённое общество в целом предпочло остаться в роли постороннего. По-видимому, к тому моменту оно настолько разочаровалось в своих лидерах и группах, оказавшихся в числе главных участников событий, что не увидело в них выразителей своих интересов. Это обстоятельство ещё раз подтвердило важную особенность российской (и не только) истории: судьбу страны в переломные моменты определяет активное волевое меньшинство. Оно и задает основные векторы её развития на долгие годы вперёд.

Но Ельцину как политику в персональном плане они проиграли по всем статьям. С точки же зрения реальной расстановки сил, существовавшей тогда в российских элитах, шансов на победу у команды Руцкого и Хасбулатова практически не было. Идеологически заряженных активистов, сражавшихся друг с другом, жертвуя жизнями, с обеих сторон было немного. Во всяком случае, недостаточно, чтобы обеспечить победу президенту или Верховному совету в общенациональном масштабе. А вот различные группы номенклатуры, втянутые в конфликт с обеих сторон, но большей частью оставшиеся на втором плане событий, как это ни парадоксальным может показаться, в конечном счёте имели весьма близкие цели. Большая часть постсоветской номенклатуры, в том числе и той, которой не нравился Ельцин с его политикой и «шашнями» с реформаторами «из вчерашних завлабов» да с «площадными демократами», на самом деле уже тогда не хотела возврата назад, в слегка модифицированное советское общество. В стране началась массовая приватизация, которая при наличии ничего не понимавшего в этих сюжетах населения открывала перед бывшими советскими хозяйственниками и партийно-советскими чиновниками огромные возможности обогащения. А вот вожди Верховного совета так и не смогли дать этой части номенклатуры внятный сигнал о том, что готовы и способны обеспечить её мирное врастание в новый хозяйственный и общественный уклад.

Впрочем, у отказа от продолжения глубоких рыночных реформ после октября 1993 г. могли быть и иные причины. Какие бы цели ни преследовали сторонники Верховного совета, в публичном пространстве они мотивировали свои действия категорическим неприятием социально-экономической политики первых лет ельцинского правления. Они клеймили её как антинародную, приведшую лишь к обнищанию большей части населения и обогащению горстки «жуликов». Ельцин, всегда тонко чувствовавший вектор массовых настроений, понял, что он достиг предела допустимого в реформировании экономики и социальной сферы, на который значительная часть общества была готова согласиться.

Ошибка российских властей, сделанная уже при Путине, состояла в том, что они не учли этой сильной патерналистской составляющей массового сознания. Когда они решили, что огромной президентской популярности хватит для того, чтобы убедить население согласиться с потерей дешёвого жилья и коммунальных услуг, натуральных льгот и бесплатного здравоохранения и образования в обмен на обещание светлого будущего в обозримой перспективе. В конечном счёте, непопулярные реформы, как и при Ельцине после 1993 г., пришлось откладывать.

«Злоупотребление» ими ведет в тупик, подобно тому, как не могли прийти к компромиссному решению, потратив огромное время на переговорные процедуры, президент и Верховный совет. Поэтому в России была принята Конституция, приведшая к возникновению персоналистского политического режима, при котором президент в первую очередь верховный арбитр, «по справедливости» решающий деликатные споры внутри элиты. Эта же система создала благоприятные условия для того, чтобы процесс передела собственности принял перманентный характер. Вместе с ослаблением роли публичных институтов новая система сузила возможности для участия населения в политике. В противовес открытости и безалаберности «августовской республики» процесс принятия решений стал закрытым. И вместо лидеров общественного мнения, как было до 1993 г., ведущими политиками постепенно стали никому не известные и никем не избранные чиновники — охранники, секретари и письмоводители, чей основной политический ресурс — доступ к «главному». Такая система, может быть, хороша для поддержания стабильности. Но вот для осуществления глубоких общественных изменений она не годится, поскольку ориентирована лишь на самосохранение и не любит рисков.

Статьи по теме:

Последние статьи