Бабушки за колючей проволокой

По спискам осужденных, отбывающих наказание в Козловской исправительной колонии, числится Надежда в отряде № 12, так называемом здесь, да и в республике пенсионерском. В нем и нестарые еще «колонистки», инвалиды I–III групп, в основном же — те, кому давно за пятьдесят.

Что за беда забросила сюда немолодых женщин, которым бы дома за вязанием сидеть, внуков нянчить, да в огороде огурцы выращивать? Причем женщины эти не из тех, кто мотает по жизни срок за сроком. Все они в колонии в первый раз.

По словам старшего инспектора группы соцзащиты Любови Савельевой, подопечные ее оказались здесь по четырем криминальным причинам: кражи, перевозка наркотиков, нанесение тяжких телесных повреждений и убийства. Последние преступления чаще всего начинались посиделками с выпивкой. Жертвами становились те, кто сидел рядом, — мужья, сожители, сыновья, соседки. Грустные истории. Слушая иные из них, и не поймешь, преступница эта женщина или тоже жертва, что, не рассчитав силы, ответила близкому человеку, который избивал, измывался, отбирал деньги… Вот бабушка с ясным лицом и доброй улыбкой — неужели она убийца? Или женщина без ног, с трудом передвигающаяся на самодельных опорках, — она-то здесь за что? Мне объясняют: женщина эта жила в одном из интернатов Чувашии и года полтора назад в пылу ссоры насмерть забила костылем старенькую соседку…

Но кем бы ни были женщины в прежнем быту, по каким бы причинам ни оказались здесь, жизнь теперь у них на долгие годы одна. По общему распорядку… В 5.20 утра в колонии подъем, затем все отряды строем – на завтрак. После него большинство колонисток отправляются в рабочую зону. У 12-го отряда свой режим: женщины на пенсии и, по здешним правилам, трудиться в цехах и мастерских могут если только сами захотят. В остальном – все наравне. Как положено, проводятся с пенсионерками “воспитательные мероприятия”: лекции, беседы психолога. Ходят бабушки и в церковь (открыта в колонии даже молельная комната для мусульманок). По части культурного досуга есть в отряде телевизор, библиотека и – своя “пресса”: в наш приезд бригадир Ирина Шишкина трудилась над стенгазетой ко Дню святого Валентина. Основное же время осужденные пенсионерки коротают за уборкой и рукоделием. Пристрастилась к вязанию и 60-летняя гражданка Киргизии Токтокан Майрыкова (для товарок попросту Тоня). В прошлом году несколько пар носочков отправила она в Козловский детский дом. Сейчас, распустив два старых свитера, вяжет кофточку для внучки Адели.

Попала сюда Токтокан за наркотики – везла “дурь” с Иссык-Куля на Алтай.

– Обманули меня, пообещали 500 долларов, а потом сами и предали, – глаза у бабушки Тони наливаются слезами. – Не бралась бы я за это дело, да шайтан попутал – деньги были большие…

Из-за “шайтана” осталась на время Токтокан и без собственных денег. Как осужденная гражданка другого государства, пенсию в нашей стране она не получает. Остальным пенсионеркам пенсионные деньги перечисляют в колонию. А некоторым пенсию здесь же и назначают. Причем хлопоты с документами занимают порой не один месяц. Чтобы оформить, к примеру, пенсию осужденной из Самарской области, сотрудникам группы соцзащиты пришлось отправить больше двадцати запросов в несколько регионов страны.

Пенсий, кстати, многие женщины больших не наработали – редко у кого выходит свыше двух тысяч. Из этих пенсий у всех (кроме инвалидов I группы) вычтут плату за питание и коммунальные услуги, и – если по суду назначено – выплаты потерпевшим. Но есть строгое правило: половина пенсии должна зачисляться на личный лицевой счет осужденной. И если пенсия, к примеру, всего полторы тысячи рублей и половина из нее уйдет на счет, на все про все останется лишь 750 рублей. Даже на компенсацию за питание (около 900 рублей в месяц) не хватит…

Своей же личной “половинкой” пенсионерки распоряжаются сами: могут отложить деньги ко дню освобождения, отправить перевод родным и, наконец, потратить их в местном магазине. По графику каждый отряд отоваривается здесь два раза в месяц. В наш приезд как раз была очередь 12-го отряда: пенсионерки несли “домой” пакеты с “Роллтоном”, тушенкой, печеньем, пачками чая.

– А я вкусненькое люблю. Конфеток вот купила, сгущенки, – говорит нам Любовь Дроздова, отбывающая срок по статье 112, за “тяжкие телесные”. И просит несмело: “Сфотографируйте меня, пожалуйста. Вдруг сестренка в газете снимок увидит, вспомнит про меня”.

«Вдруг сестренка меня увидит».

В той, прежней, жизни отношения с родными людьми у многих колонисток не ладились: кто обижал, кого сами обижали. Но сейчас эти люди – как драгоценная ниточка, связывающая с прошлым и с будущим; и как праздник – письма из дома и свидания. Собраны в пенсионерском отряде представительницы полутора десятков областей и республик. И гости к ним едут из неблизких краев – Тюмени, Астрахани, Челябинска, Омска… Даже к Токтокан из Киргизии дочка разок наведывалась. А вот 70-летнюю Зинаиду Ивановну Назарову, самую старую теперь постоялицу отряда, не навещает никто. Хотя не за границей ее сыновья – в Оренбургской области. “Письма им посылали – не отвечают, на переговоры вызывали – не пришли”, – говорит старший инспектор Любовь Савельева. “Поселок у нас дальний, наверное, предупредить их не успели”, – тут же заступается за детей Зинаида Ивановна. Хотя в прежней жизни не было мира в ее семье. Два пьющих сына поднимали руку на мать, отбирали пенсию. И бабушка (тоже, говорят, любившая прикладываться к рюмке) однажды не стерпела – ранила сына, убила соседку. Напрочь теперь забытая родными детьми, Зинаида Ивановна все равно рвется домой. “Ни за что здесь сижу. В этом году обязательно выйду”, – упрямо твердит она. И прикрывает рукой табличку на кровати. Там вся ее тюремная биография: когда осуждена, по какой статье. И дата окончания срока – 2013 год.

– Обычно до конца срока пенсионеры у нас не остаются, идут на условно-досрочное, – рассказывает Любовь Савельева. – Но бывают исключения. В прошлом октябре освободилась пенсионерка из Астрахани. По УДО могла она выйти полтора года назад. Сама не захотела – некуда, мол, мне податься. Выхлопотали мы ей место в интернате, после этого она и уехала.

Сейчас соцработники колонии заняты обустройством судьбы Анны Александровой из Вурнарского района - ей тоже скоро на свободу. Путь на зону у бабушки типичен: посиделки за бутылкой, ссора с односельчанкой и – все та же 105-я статья. На воле Анна Тимофеевна печатала стихи в районной газете – о природе, любви и животных. Не забросила сочинительства и здесь. Только тему сменила: пишет о том, что тюрьма – не самое страшное в жизни, клеймит нарушителей режима. В основном земляков. Другие не поймут – стихи-то на чувашском.

В родной деревне был у Анны Тимофеевны свой дом, но за годы отсутствия хозяйки он совсем обветшал. Поэтому из колонии направили письмо в Минздравсоцразвития республики с просьбой дать пенсионерке место в доме ветеранов в Вурнарском районе. Пожилая поэтесса согласна – лишь бы вернуться в родные края.

«Шайтан попутал, гражданин начальник...»

Как сложится у пенсионерок, да и у других колонисток, судьба на воле? Поймут, осознают, начнут новую жизнь? Или прежние друзья, привычная среда затянут их в омут старых бед?

Заместитель начальника Козловской колонии Александр Стулов вспомнил, как приезжали к ним журналисты одного из российских телеканалов, снимали сюжет о молодой женщине, выходящей на свободу. Причесанная, приодетая колонистка клялась, что теперь все у нее в жизни пойдет по-другому. Стоя на высоком берегу Волги, со слезами вспоминала о семье, о детях. Через полгода та же группа отправилась в Самару навестить свою «героиню». Встретили их пьяная, с трудом ворочающая языком экс-колонистка и дети, умоляющие: «заберите маму хоть куда-нибудь». Какая судьба ждет в будущем эту женщину, догадаться нетрудно…

В отличие от молодых, пенсионерки на зону практически не возвращаются. Может потому, что многие из них случайно, как сами говорят, оказались за колючей проволокой. Хотя так ли уж случайно?

Любовь Дроздова, та самая любительница «вкусненького», по-детски просто рассказывает свою историю: «Приятель у меня деньги постоянно занимал, по двадцать рублей на выпивку. И не отдавал. Обидно мне стало. Как-то выпили вместе, я картошку стала чистить. А тут он подошел. Я его и ткнула ножом – раз, другой. Удивилась даже – как легко он в тело входит. Да нет, жив тот мужик остался. Испугалась я, сразу «скорую» вызвала. Сейчас думаю – это водка во всем виновата. Не было б ее – все по-другому бы сложилось».

Поделилась печалью и вышивальщица Надежда. «Еще два сына у меня были – так я их пальцем ни разу не тронула, – говорит нам она. – А тут – как затмение какое нашло. Младшенького-то отец его родной, мой сожитель, с пути сбил, начал парень пить, деньги отбирать. Сейчас все думаю, что я сама не так сделала, где сына упустила. Совсем ведь молодой он был, 17 лет…»

Кто виноват, что на склоне лет так трагично сложилась судьба у этих немолодых женщин? Только ли они сами? И грустно еще, что для иных пенсионерок жизнь в колонии, по большому счету, оказалась спокойней и сытней, чем на воле. Здесь близкие люди не изобьют и не отберут последний кусок, нет губительницы-водки; есть и постель, и еда, и крыша над головой. Но все же бабушки – даже те, кому до воли годы и годы, – мечтают о дне, когда выйдут за ворота зоны. И по выходным в церкви ставят свечи перед иконой Владимирской Божьей Матери: за здравие близких людей и за новую жизнь на свободе…