Всадник Cuprum

Лига-пресс, (16:24) 11 апреля 2005 г.

             Спродюсированный Тимуром Бекмамбетовым спектакль «Всадник Cuprum» c песнями Хвостенко оказался лучшей частью кукольной программы «Золотой маски».

Конечно, «Athanatomania» знаменитого Евгения Ибрагимова выглядела изощрённее, но там чрезмерная гринписовская патетика (а спектакль рассказывал о том, как плохо человек поступает с природой) несколько подавляла искусство. А в спектакле молодых питерцев «Всадник Cuprum» сама лёгкость и необязательность фантазий о происхождении их города и составляет главную прелесть представления.

Уже второй раз «Маску» покоряют кукольники-дебютанты (первым был театр «Потудань»). И второй раз эти новые театры возникают в Питере: город, что ли благоприятствует куклам? Доселе мало кому известному «Кукольному формату» - два года, он работает по проектному принципу (то есть, каждый спектакль делает новая команда), живёт в музее Достоевского, что само по себе весьма причудливо, а генеральным продюсером его выступает Тимур Бекмамбетов, что тоже кажется загадочным: к чему успешному режиссёру забота о маленьком и коммерчески малоинтересном театрике?

Для тех, кто понимает, главная информация о спектакле «Всадник Cuprum» вот какая: его режиссёр и художник Анна Викторова в своё время работала мастером по куклам и актрисой в легендарной «Песне о Волге» Резо Габриадзе. И это много значит для спектакля.

Представление, одновременно ироническое и лирическое, вырастает из дуракаваляния, из каши перевранных цитат многочисленных писателей, когда-либо рассуждавших о Петербурге: от Пушкина, Достоевского, Мережковского и Белого до Набокова, Хармса и Битова (один из героев скажет в конце: «знаете, я всё это уже где-то слышал…»). Главная мысль сочинения Викторовой: «Петербург - это город, построенный не на костях, а на любви». История крутится вокруг «Медного всадника» (к 170-летию пушкинской поэмы и была приурочена премьера) и начинается со сцены, в которой Пушкин, сидя на скамеечке у подножия статуи Фальконе, сочиняет стихи. Вокруг скачет мальчик в матроске и с сачком (он оказывается Вовой Набоковым) и поэт пытается объяснить ему, что такое рифма. «Конь-огонь», - догадывается смышленый ребенок, и стихотворец в восторге записывает на вынутую из-за пазухи бумажку гусиным пером оригинальную пару. По-хармсовски придурковатый Пушкин то некстати ляпает что-то про «люблю тебя, Петра творенье» Натали, требующей комплиментов, то сочиняет поэму на два голоса с невесть откуда взявшимся Евгением, похожим на бледного утопленника с головой мраморной статуи из Летнего сада. Евгений клянчит копеечку, обещая рассказать о своих невзгодах, вот тут-то из пушкинистского «гона» и возникает история про любовь, которая создала город Петра.

Оказывается, жила в этих местах финская девушка по имени Нева (классическая марионетка в этнографическом костюме), гадала на суженого, а местная шаманка пообещала, что она полюбит того, кто первым выйдет на берег. Девушка не верит: «- Тут и в хорошую погоду никто на берег не выходит. Одно слово: приют убогого чухонца».

А старуха (очень смешная марионетка, похожая на чернолицую ведьму, гремит костяшками пальцев и тянет руки далеко-далеко) уверяет, что «он всю жизнь перед тобой на задних ногах стоять будет и руку тянуть». Тут понятно, приплывает Пётр, начинается у него с Невой любовь, он рассказывает ей сказку о рыбаке и рыбке, обещает построить для неё город (тут будет в честь тебя Невский проспект, тут метро Гостиный двор…), а потом, как водится, уезжает. Далее – печальная часть про то, как Нева его ждала, искала, а потом упала в воду и превратилась в реку, - идёт под Хвостенковскую «Конь унёс любимого».

Пётр возвращается, не находит невесту, но, обуянный любовью, начинает строить город – сам таскает на спине петербургские дворцы и устанавливает их на берегу Невы.

Рядом с большой марионеткой-Петром скачут маленькие фанерные бояре, требуя «закрыть окно в Европу», царь рубит им бороды, ненароком отрубая кому-то и голову и, по совету карикатурного Меньшикова в огромном парике соглашается жениться. Жену ему приносят в виде портрета с надписью «Екатерина» - она, сидя в своей раме, машет ручками, крутит головой и лопочет что-то с немецким акцентом, а когда внизу рамы вырастают ножки, она ещё и бегать может. Потом Пётр прямо на коне застывает с тоски в позе памятника и сообразительный Меньшиков решает покрыть его медной краской, чтобы совсем было на памятник похоже.

«- Всадник Cuprum!», - верещит портрет Екатерины, делая понятным название спектакля, а сбоку выглядывает кажущаяся огромной голова в парике и с приклеенными усами и, тараща глаза, объявляет: «- Же сюи Фальконе!».

Ну, а дальше идут разговоры зелёного Петра с плаксивой Невой – они всё никак не могут решить, кто больше тоскует. Потом наводнение и вот уже по воде плывут будка городового, напевающего Хвоста, намыленный человек в бочке: «спинку потрите!», Евгений на дворцовом льве, труп бедняжки Параши, а вокруг качаются в волнах малюсенький Исакий, Адмиралтейство, дворцы, и плывет в лодке задумчивый Пушкин, размером с медного всадника.

Вся эта смесь сентиментальности со стёбом, истории с мистификацией, цитат и вообще пушкинской темы – очень габриадзевская, но подражательность, пожалуй, даже идёт этому спектаклю. В нём вообще очень много юношеского, будто рассказчик захлебывается в материале, желая сразу, в одно часовое представление вложить все свои фантазии, и удачно придуманные шутки. От этого он получается немного сбивчивым и многословным, но, безусловно, обаятельным и много обещающим в будущем.

            «Газета.Ru»

Последние статьи