Память, без которой нельзя

Вятский край, (10:12) 28 октября 2004 г.

К 80-летию известного кировского поэта Овидия Михайловича Любовикова

Одна сигарета в сутки - такая твердая установка была у Овидия Михайловича Любовикова в ту пору. И выкуривал он эту сигарету ровно в два часа дня, в Доме Витберга, на втором этаже которого располагалась тогда областная писательская организация. Кабинет, где проходило таинство, был просторен, но круг посвященных не был широк. И некурящих в том кругу было больше. Пожалуй, только Маргарита Петровна Чебышева и могла составить Овидию Михайловичу компанию в деле табакокурения. Владимир Арсентьевич Ситников, уже тогда возглавлявший писательскую организацию, не курил, Надежда Ильинична Перминова не курила, и я, забегавший на огонек, будто специально подгадывая к этому времени, уже бросил. Но влекла в этот круг непередаваемая атмосфера душевного разговора, открытого общения, хотя говорил-то один человек - стоящий у высокого, от пола до потолка, окна, с пепельницей из капокорня в руке - Овидий Михайлович. Но именно за его словом, неторопливым, взвешенным, ответственным, и шли тогда в этот Дом, впитывая терпкий дым воспоминаний о военном времени, о литературных собратьях, о жизни, которой он не собирался подводить итог.
Его рассказы о войне, которую он закончил двадцатилетним, очень отличались от воспоминаний ветеранов, которым привычно было выступать в аудиториях. В его рассказах о войне Пушкин был как главное действующее лицо. Потому что девчонки-зенитчицы приветствовали семнадцатилетнего лейтенанта Овидия Любовикова - "Взвод! Смирн-но! Равнение нале-во!" - как должны были приветствовать командира бригады или комиссара, потому что лейтенант знал наизусть не только пушкинскую лирику, но и роман в стихах "Евгений Онегин", поэму "Цыгане". И воевал Овидий Михайлович на Псковщине, помня, как напутствовал артиллеристов замполит: "Не стреляйте по строениям, и деревья нужно беречь: они Пушкина видели".
А рядом с Пушкиным в этих рассказах - старшина Володин, который носил в кармане гимнастерки письмо, подаренное ему старушкой в Калининской области и оберегавшее его от пуль. И капитан СМЕРШа Вяткин тут со своим: "Пошли!" - "Куда?!" - "Да компания собралась, покурим, в очко поиграем". Покурили... А вернулся к землянке своей - и нет землянки, одна воронка от взрыва фугасной бомбы да лошадь на самом краю обрыва, терпеливо поджидающая седока...
В другие дни были другие рассказы. Например, "Срезали" - о том, как, сокращая долгую дорогу, пошли короткой, лесной, и вышли на немцев. Тех много, наших - всего ничего, стрельба страшная, обоюдная, и вдруг сдаются немцы, автоматы побросали, "хенде хох" - и в сторону леса бредут, понурые... Оказалось, они уже были атакованы советскими подразделениями, но с другой стороны. И мы им в тыл зашли, когда фрицы уже почти отбились... "Героя тебе!" - жал руку лейтенанту Любовикову красный командир и все искал в своей походной сумке хотя бы медаль или орден, приговаривая: "Представим, обязательно представим..."
За четыре года боев были страшные схватки, роковые. Но Овидий Михайлович будто щадил своих слушателей, выбирая из пережитого и одоленного сюжеты, которым по прошествии лет можно было и улыбнуться, оценивая даже некоторую иронию. Он и сам улыбался, когда ему говорили: "Вы должны обязательно написать об этом!" Потому что лучше кого бы то ни было знал разницу между устным рассказом и письменным. Нам же эти истории представлялись настолько готовыми к печати, что однажды в публикацию к 70-летию Овидия Михайловича я включил некоторые из них. Сколько же потов с меня сошло потом, как же я волновался, когда он вычитывал тот материал, подолгу не переворачивая страницы...
Профессиональный поэт, журналист с более чем двадцатилетним стажем, яркий публицист, он строго и ответственно относился к словам сказанным и запечатленным, такого же строгого и ответственного отношения ожидая от других. И внес-таки одну поправку: почти в самом конце интервью поставил короткое "бы" между двумя словами, чтобы обращенное к нынешнему поколению читалось "проиграли бы важное сражение или существенный эпизод...", а не "проиграли..." Будто давал еще шанс собраться с силами, трезво оценить пройденное, уже совершенное...
Было это в октябре 1994 года, когда казалось - будут еще встречи и интервью, повторится еще его юбилейный творческий вечер в переполненном большом читальном зале Герценки, после которого все дружно перешли в Дом Витберга, где было так песенно, что не только я удивлялся, как же много, оказывается, мы знаем военных песен. А это Овидий Михайлович знал, мы только подпевали, не отставая...
Но был только март девяносто пятого, прощание в ДК 1 Мая, вечера его памяти, презентации вышедших уже после смерти Овидия Михайловича книг. И я все дописывал к ним и дописывал стихотворение, которое впервые почувствовал, выходя из онкодиспансера, где он умирал, а прочитал впервые на панихиде в ДК 1 Мая...

На перепутье лжи и веры,
На перекрестке двух веков
Онкологические ветры
Сбивают с ног фронтовиков.
И убывает человечества,
И рвется золотая нить,
Когда защитники Отечества
Себя не могу защитить
От хвори и вселенской дури,
Которой тешится молва...
Добро бы, убивали пули,
А то слова, слова, слова...
Какое наступает время
На перепутье двух веков?
Онкологическое время
Прицельно бьет фронтовиков.

Надо признаться, что до того марта одна тысяча девятьсот девяносто пятого года никогда я не писал стихов в жанре экспромта, не заказанных, нет, но продиктованных событием, которое иначе не пережить. Посвященное светлой памяти Овидия Михайловича стихотворение было первым в этом ряду, и дописывал его потом, нарушая, может быть, законы жанра мгновенного, спрессованного отклика, надеясь "вписать" тот терпкий дым воспоминаний, витавший в два часа пополудни в Доме Витберга...
А заколоченные крест-накрест окна Дома Витберга - что они теперь символизируют? Большой читальный зал Герценки, давно уже вставший на капитальный ремонт, - о чем он молчит? А переехавшая вместе с писательской организацией из Дома Витберга в высокое здание на углу улиц Энгельса и Дерендяева невостребованная пепельница из капокорня, которую, слышал, называли пепельницей Любовикова, она-то о чем безмолвствует?
Встреч не хватает. Поначалу казалось, их заменят встречи с его поэзией, публицистикой. И выходили книги: в 1999 году - "Родному дому поклонись", стихи. В 1999-м же - "На одном конце - червяк...", рыбацкие истории и стихи о природе, обе под редакцией В.В. Смирнова. Недавно, в конце лета 2004 года, в серии "Народная библиотека" вышла книжка публицистики Овидия Любовикова "Коварный лед отчуждения", в которой поэт продолжает вдумчивый, взыскательный диалог с молодым поколением, предостерегая его "от грибка мещанства и желания торговаться с Отчизной своей". В Кировском клубе ветеранов пройдет вечер памяти поэта-фронтовика О.М. Любовикова, посвященный его 80-летию. Ближе к 60-летию Победы выйдет весомое избранное стихов Овидия Любовикова, которое готовят, как и предыдущие книги, ищут спонсоров для издания близкие Овидия Михайловича...
А идея издать книжку воспоминаний и стихов, посвященных О.М. Любовикову, так и осталась идеей. А едва ли не единственная запланированная областной писательской организацией встреча лауреатов премии имени О.М. Любовикова переносится на май будущего года. Запевать некому, вот и отстаем? Хотя и оправдаться можно: нужно основательней подготовиться, юбилей Победы - праздник, который он приближал всей своей жизнью... "Но все же, все же, все же...", как писал Александр Твардовский, один из любимых поэтов Овидия Михайловича Любовикова...
Из того давнего разговора, интервью, записанного десять лет назад, важнее важного помнятся теперь такие слова Овидия Михайловича: "Когда я вижу на улицах растерянные, подавленные лица людей, в глазах которых не коммерческий алчный огонек "купи-продай", а может быть, безысходность, мне хочется пожелать им, чтобы они были такими же счастливыми, какими счастливыми были мы 9 мая 1945 года. Чтобы они испытали счастье, равное нашему. Это счастье нам не с неба свалилось, мы его не на базаре нашли, а добились ценой великой крови и великих тягот, ценой жизней миллионов. И если кто-то остался жив, то совсем не потому, что живые прятались за спины погибших. Просто фронтовая судьба - штука непредсказуемая и свирепая..."
И не наугад открытые стихи:
... Мальчики в Чапая не играют.
Тропы заросли.
Костер остыл.
Вдовы треугольники сжигают.
Полыхают к прошлому мосты.
В сторону - на резком повороте.
На подъеме - кругом голова.
Падаем, как в бурю на болоте
Падают со стоном дерева...
Бодрствуй, память!
И с бедой, и счастьем
Никогда не закрывай глаза.
Ты необходима в настоящем.
В будущее без тебя нельзя.
Точнее не скажешь.

Николай ПЕРЕСТОРОНИН.
"Вятский край"

Последние статьи