Выходят в прокат «Морпехи» – красота по-американски среди горящих вышек войны в Заливе.
«Вы встретите много прекрасных людей и всех их убьёте» – предсказания сержанта из «Цельнометаллической оболочки» оказались правдой. «Ожидаемые потери в первый день составляют 70 тыс. человек» – тревоги сержанта из «Морпехов» (Jarhead) оказались ложными. Через четыре дня, четыре часа и минуту всё было кончено. Выжившие под дружественным огнём своих же штурмовиков, уцелевшие в сражении с обезвоживанием и пережившие нескольких неудачников, которым досталась иракская пуля, солдаты праздновали победу.
Сожжённых бомбёжками иракцев оплакали небеса – чёрным нефтяным дождём, льющимся с небес, затянутых пожарищем от горящих скважин.
Книжка морпеха Энтони Своффорда вышла в 2003 году – ветеран первой войны в Заливе долго собирался с мыслями. Бывший снайпер за это время получил университетскую степень и трудился скромным преподавателем английской литературы в колледже, пока не продал права на экранизацию. Славный путь.
Зато Сэм Мендес, постановщик «Красоты по-американски», не тянул, и экранизация не заставила себя ждать. Маленький шаг для человека, большой шаг для человечества – первый фильм о войне, изменившей представления о возможных формах и стратегиях убийства.
Солдаты, посмотревшие «Морпехов», оставляют на интернетовских досках объявления вроде «Чёрт возьми, всё так и есть». Казарма, дух братства, тестостерон и доска позора, на которой пришпилены фотографии подлых девок, бросивших солдата ради мозгляка-соседа или бакалейщика... Глубоко гражданский Сэм Мендес с глубоким почтением следует за историей новобранца Своффорда в учебку, на полигон – пострелять, в сортир – подрочить, на свежий воздух – поразмышлять. Своффорд в исполнении Джейка Гилленхаала – флегматичный и ироничный, идёт, не убоявшись, долиной смертной тени, учится стрелять и ползать под огнём, и всё это – не выпуская томика «Постороннего» Камю. Библия экзистенциализма, как мы помним, имеет ключевым моментом бессмысленное (экзистенциальное!) убийство араба. Что ж, вперёд. Саддам перешёл границу, нефть и демократия в опасности, пора убивать арабов. Армия США грузится в самолёты и – доброе утро, Ирак.
Здесь фильм, по сути, и начинается. Сам ландшафт восстаёт против банальности. Тупое ожидание растягивается на месяцы, пока наращивается группировка сил. Делать решительно нечего, нет даже шлюх. Остаётся тренироваться, стрелять в бедуинских верблюдов и кривляться перед CNN – кадр с игрой в американский футбол среди дюн в костюмах химзащиты прекрасен, как фантазмы Гигера.
«Почему вы пошли в армию?» – «Знаете, мне 20 лет, и я был достаточно глуп, чтобы подписать контракт».
И когда война начинается – это ужас, смешанный с облегчением.
Но это не та война, к которой их готовили. Удары наносятся с воздуха, горят вышки, затягивая небо жирным дымом, превращая день в ночь. В таком освещении сгоревшие трупы военных и гражданских иракцев, обугленная бронетехника республиканской гвардии выглядят особенно живописно. Стрелять не в кого. Единственный раз, когда в прицеле оказывается живой противник, Своффорду запрещают нажать на курок. Так он и вернётся, никого не убив. Просто рядовой свидетель aпокалипсиса.
Вопрос, почему у Мендеса получилось при всём том довольно вялое кино, кажется глубже, чем просто проблемы с талантом. Являясь определенно блистательным режиссёром, он умеет создавать захватывающие образы, будь то летающий пакет в «Красоте» или полыхающая пустыня в «Морпехах». Повторив все возможные банальности военного кинематографа, к последней части картины он прорвался-таки к собственному видению – и тут же испугался.
Поиски окопной правды обернулись равенством режиссёра и героя, гуманизм оказался слабым ответом на вопросы, которые поставила эта война.
Европеец, очарованный великими архетипами Америки, Мендес преданно исследует её язык – тайную жизнь пригорода и гангстерский стиль в «Проклятом пути», шрамы Вьетнама в «Морпехах». И, единожды добившись успеха, тиражирует видение предыдущей эпохи, словно генерал, который готовится к предыдущей войне.
Трудно ставить ему это в вину – должно пройти какое-то время, прежде чем кино научится рассказывать людям, что человек больше не имеет значения. Даже как пушечное мясо.
Антон Костылев, «Газета.Ru»