The president has told

Лига-пресс, (14:09) 13 мая 2005 г.

Кремлевские тексты
Послание президента России Федеральному Собранию образца 2005 года ожидалось обществом с гораздо большим интересом, чем предыдущие подобные документы. Видимо, в прошлом году Владимир Владимирович, поставив ребром вопрос о преодолении бедности, задел страну за живое, сказал о самом главном, ухватил самый больной социальный нерв. А может быть, мы просто постепенно становимся цивилизованной страной, которая привыкает судить о намерениях властей по официальным текстам, а не по экспромтам перед журналистами и тем паче не потому, в каком порядке рассаживаются министры за круглым столом.
Как бы то ни было, нынешнее Послание ожидалось и обсуждалось не только при дворе, но и в народе. А это значит, что возросла степень ответственности тех наших коллег, кому доверено писать судьбоносный текст.
Вообще, кремлевские спичрайтеры на протяжении всех полутора десятилетий новейшей российской истории, были, что называется, лучшими по профессии. Другое дело, что до 2000 года далеко не все готовившиеся ими тексты озвучивались главой государства, любившим оторваться от суфлера и глядя в глаза слушателям ввернуть собственное понимание. Чего в этом было больше, хорошего или плохого, — судить не нам. Потому что в задачу спичрайтеров не входит убеждение ньюсмейкера. Наши коллеги, профессионально занимающиеся написанием текстов устных выступлений государственных руководителей, должны для начала точно уловить, что именно намеревается сказать ньюсмейкер. После этого сопоставить сказанное с набором установок массового сознания, совместить одно с другим и выдать текст, который устроил бы выступающего и был бы при этом понят и воспринят разными группами целевой аудитории. Всего-навсего.
На практике задача оказывается не из легких, особенно если учесть, что в помощь спичрайтерам не создано пока ни одной удобной прикладной программы, и единственная разновидность программного продукта, которой пользуются спичрайтеры, кроме стандартных окон Билла Гейтса, — это словари: толковый и фразеологический, да еще словарь синонимов. Так что полагаться приходится чаще на собственный опыт, знание языка и социальной психологии, а порой и на интуицию. Тем не менее, кремлевские тексты обычно почти безупречны с нашей узкопрофессиональной точки зрения.
To think in English
Если отвлечься, насколько это возможно, от содержательного анализа Послания президента – 2005, сосредоточившись на его языковой форме, то главной особенностью этого текста можно, пожалуй, назвать, наличие в нем существенной как по объему, так и по месту в композиции, части, ориентированной не только на отечественную аудиторию. Практически весь первый смысловой блок Послания адресован еще и мировой общественности, международным организациям, главам зарубежных государств и правительств.
Чтобы убедиться в этом, не обязательно быть спичрайтером или лингвистом. Достаточно сравнить русский и английский варианты текстов Послания, выставленные на официальном сайте президента России. В первых же абзацах внимательный взгляд обратит внимание на то, что некоторые фразы и выражения по-английски произносятся гораздо благозвучнее, чем русские. Хотя это, конечно, не более, чем косвенное свидетельство того, что авторы текста держали в уме целевую англоязычную аудиторию. Гораздо более весомый аргумент в пользу такой гипотезы – это употребление в английском тексте стандартных англоязычных политологических клише, для которых в русском не существует буквального перевода. Получается, что либо Послание или хотя бы несколько фраз были написаны на английском, либо английская версия возникла в результате авторизованного перевода. То есть, переводчик стремился не как можно точнее перевести русский текст, а добиться заданного воздействия на англоязычную аудиторию (cм. об этом наши «Заметки о ментальном переводе» — «Арт–Альманах»: Спец-выпуск экономического журнала «Товар–Деньги–Товар»).
Но при сравнении русского и английского текстов обнаруживается нечто, позволяющее с большей уверенностью предполагать, что в некоторых случаях при написании текста приоритете отдавался его англоязычному звучанию. Яркий тому пример – различный английский перевод одного и того же русского слова, которое к тому же употреблено два раза почти подряд, буквально в одной строке.
Судите сами. Вот цитата из русского текста: «Говоря о справедливости, имею в виду, конечно же, не печально известную формулу «все отнять и поделить», а открытие широких и равных возможностей развития для всех, успеха для всех, лучшей жизни для всех».
Как же следует перевести это высказывание на английский? Проведите простой эксперимент. Предложите нескольким людям с разным знанием английского перевести лозунги: «Открытие широких и равных возможностей развития для всех, успеха для всех, лучшей жизни для всех». Переводы могут оказаться разными, но слова «для всех» у каждого переводчика трижды будут звучать одинаково, что и не удивительно, потому что одинаковые слова, употребленные рядом, да еще в одинаковом контексте, вполне логично и перевести одинаково.
Но в английском тексте Послания читаем: «When speaking of justice, I am not of course referring to the notorious «take away and divide by all» formula, but extensive and equal opportunities for everybody to develop. Success for everyone. A better life for all».
На наш взгляд, различие в передаче слов «для всех» в английском тексте при идентичности передачи этих же слов в русском тексте можно объяснить именно тем, что эта фраза могла быть написана сначала на английском, а затем на русском. Кстати, обратим внимание, что по-английски две последних коротких фразы звучат ритмично, как стихи. А точнее, как хлесткий слоган. Ритмический размер строк «Success for everyone. A better life for all» примерно тот же, что у строк, скандируемых болельщиками: «Россия – чемпион! Россия – чемпион!» Косвенно это тоже свидетельствует, что данное место английского текста – не совсем перевод.
Внушать по-русски
Поскольку техника спичрайтинга обычно скрыта от посторонних глаз, то нередко подобный анализ текстов устных выступлений вызывает скептическое отношение. Мол, мудрят пиарщики, ищут то, чего нет. Да разве будет кто-то в Кремле высчитывать такие филологические тонкости? Если где-то заметно созвучие – то случайно, если вдруг слышен ритм одной-двух строчек прозаического текста – то и это совпадение. Автор этих строк обычно развеивает скепсис каким-нибудь ярким примером. И в данном случае в качестве примера приведем фрагмент текста прошлогоднего Послания, который должен убедить сомневающихся, что кремлевские спичрайтеры – очень грамотные филологи, не смущающиеся использовать самые разные явления русского языка и не жалеющие сил и времени для доведения ключевых фраз до совершенства.
Речь пойдет о таком фонетическом феномене, как аллитерация. Напомним, что аллитерацией называется повторение согласных звуков, преимущественно в начале слов. Это основной элемент фоники, подсознательно привлекающий внимание слушателя (или читателя, который мысленно произносит читаемый текст) и заставляющий его с особым вниманием воспринять данный фрагмент, часто не отдавая себе отчета в том, почему же в памяти осталась именно эта мысль. Во многих учебниках и монографиях в качестве классического примера аллитерации приводится знаменитая пушкинская строка, в которой все четыре слова начинаются на «п», и при этом в трех из них в начале или близко к началу встречается «р»: «Пора, перо покоя просит…»
Действительно, гениальное использование аллитерации. А вот цитата из Послания Президента Федеральному Собранию – 2004: «Преемственность стратегического курса, продолжение преобразований — уже проверенных практикой последних четырех лет — является основой нашего дальнейшего стабильного развития». Присмотревшись повнимательнее (что особенно советуем сделать юным коллегам, осваивающим тонкости профессии), можно заметить, что из восьми первых слов, которыми начинается фраза, произнесенная президентом (простите и автора этих строк за невольную аллитерацию), пять (!) начинаются на «пр». И еще в двух звучит «р», о чем уж и говорить как-то неловко после указания на пятикратное «пр». Понятно, что такая фраза (а точнее, ее первая и ключевая с точки зрения общего смысла текста, часть) с гораздо большей вероятностью запомнится слушателям, причем почти все, кто запомнит эту мысль, не смогут назвать истинную причину, по которой они выделили эти слова из всего текста.
Мы подробно остановились на этом примере еще и потому, что хотели подчеркнуть, что нынешние кремлевские спичрайтеры виртуозно владеют русским языком. Думается, после такого примера ни у кого не возникнет соблазна объяснить повторение слов «для всех» в предложениях, соответствующих английским «Success for everyone. A better life for all», скудостью словарного запаса авторов текста Послания.
What is Democracy?
Остается, однако, вопрос, а зачем президенту (и авторам текста его Послания) думать по-английски? Для чего обращаться к иностранной аудитории? Разве Послание должно быть адресовано кому-то, не понимающему по-русски?
Ответ на последний вопрос конкретен, хотя кого-то он и удивит. Да, Послание президента РФ Федеральному Собранию РФ, адресовано в том числе и загранице. Фокус в том, что ежегодное Послание – это единственное устное выступление главы нашего государства, отнесенное к его компетенции Конституцией РФ (п. «е» ст. 84). А это значит, что только в рамках ежегодного Послания наш президент может дать равнозначный ответ на те или иные тезисы, прозвучавшие в аналогичном Послании президента США или, скажем, в речи Ее Величества Королевы Великобритании и Северной Ирландии перед британским парламентом (подробнее мы освящаем этот вопрос в специальном исследовании «Устные выступления глав государств и правительств как инструмент государственного управления»). Ну, Ее Величество нам не очень досаждает, а вот в послании президента США встречаются тезисы, требующие равнозначной реакции.
В этом году главным предметом заочного диалога двух президентов стало понимание сути демократии. Американская позиция, выраженная Джорджем Бушем, в самых общих чертах, такова: демократия – это наше все, и ради ее восстановления в мире можно «активно влиять» на «образ правления» любой страны. Интерпретаторы и комментаторы уже поспешили привлечь Россию в сторонницы такого подхода, потому что, по их мнению, для нас демократия – это не цель, а только удобный инструмент решения социально-экономических проблем. Честно говоря, мы сами виноваты. Много лет подряд, стыдясь демократии, объясняли себе и другим, что демонтируем старую советскую систему, в первую очередь, потому, что она больше не может обеспечить рост благосостояния россиян. Как говорится, дали повод. Думается, что если бы у нас в январе 2000-го в Давосе спросили, не «Who is mister Putin?», а «What is Democracy?», мы бы тоже промолчали.
Тем более важно было дать в Послании четкий и принципиальный ответ, и такой ответ прозвучал: «Для современной России ценности демократии не менее важны, чем стремление к экономическому успеху или социальному благополучию людей». И хватит разговоров о нашем особом понимании прав человека. Надо ли пояснять, почему такой ответ на английском должен звучать не менее точно и уверенно, чем на русском?
What is Russia?
Второй принципиальный ответ – на вызов Европы, принимающей единую Конституцию. Точнее, на постановку вопроса «Европа и Россия». На некорректность постановки такого вопроса. Ответить Европе было очень важно, и сделать это должен был именно президент и именно на официальном уровне, в Послании, предметом которого, согласно Конституции, являются «основные направления внутренней и внешней политики государства». Грядут два противоречивых торжества – 750-летие Калининграда, стремящегося превратиться в европейскую витрину России, и почти сразу же – 1000-летие Казани, где праздничные слоганы могу прозвучать несколько иначе. Пережить переезд табора правительственных делегаций и репортеров ведущих мировых СМИ с одного юбилея на другой, не потерпев при этом имиджевой катастрофы, — это уже задача, решение которой можно считать подвигом пиарщика.
Что сказал в этой связи президент, известно, хотя опять-таки отметим, что по-английски оно местами благозвучнее: «Россия была, есть и, конечно, будет крупнейшей европейской нацией. Выстраданные и завоеванные европейской культурой идеалы свободы, прав человека, справедливости и демократии в течение многих веков являлись для нашего общества определяющим ценностным ориентиром». И это ответ на другой почти риторический вопрос: «What is Russia?»
What is Victory?
Наконец, ответ на третий вызов, самый болезненный. Это очень больно, но надо уже признать, что у нас украли долгожданный и выстраданный праздник, главный праздник россиян. Во многих западных странах на высоком официальном уровне звучат высказывания, принижающие значение нашей победы над фашизмом. Президент Буш заявляет, что «для Западной Европы конец Второй мировой войны означал освобождение. Для Центральной и Восточной Европы конец войны означал советскую оккупацию, навязывание коммунизма и аннексию Эстонии, Латвии и Литвы». Ему вторит целый хор голосов.
По большому счету, мы проиграли битву за «60-летие Победы» как международный бренд. Виноват в этом, конечно, не президент, а скорее, мы, пиарщики – официальные государственные, отвечавшие за «пиар Победы» по должности, и все остальные, самоустранившиеся. И хотя в этой ситуации радует уже то, что переключение наши западных друзей на итоги второй мировой войны косвенно свидетельствует о признании ими бесперспективности информационных схваток с нами по поводу другой войны – кавказской, но все равно ситуация очень неприятная. Хотя бы потому, что международная кампания явно скоординирована, и тон ее таков, что невольно ищешь взглядом оранжевые детали в одежде госпожи Вике-Фрейберге.
В таких условиях думать об информационных победах трудно. Тут как в хоккее при игре в численном меньшинстве – надо выстоять. И методы игры Penalty Killing Team заметно отличаются от обычных. Президенту в этом году пришлось не предлагать международные идеи, а отвергать обвинения и четко обозначать очевидные, казалось бы, вещи: «Наши ценности определяют и наше стремление к росту государственной самостоятельности России, укреплению её суверенитета. Мы – свободная нация. И наше место в современном мире, хочу это особо подчеркнуть, будет определяться лишь тем, насколько сильными и успешными мы будем».
Этим, собственно, и заканчивается первый блок Послания, который адресован, как нам представляется, и зарубежной аудитории. И, кстати, последняя из приведенных цитат по-английски звучит как-то не очень.
Выводы
Мы постарались посмотреть с колокольни профессионального спичрайтера на первую часть Послания президента. Конечно же, ограничение нашего разговора рамками только одной этой части связано с объемами статьи, а вовсе не с тем, что другие части рассматриваемого текста менее интересны. По итогам же нашего анализа можно сделать обоснованный вывод, что нынешний кремлевский спичрайтинг вполне соответствует тем серьезнейшим задачам, которые ставит и решает президент.

Последние статьи