Четверть века прошло с того скорбного дня, но каждый год 18 марта в Москве, Санкт-Петербурге, Астрахани и Белгороде, в храмах, синагогах и мечетях служатся панихиды по погибшим при взрыве ракеты на космодроме "Плесецк" в 1980 году.
В тот день предстояло провести очередной пуск ракеты-носителя "Восток-2М" с космическим аппаратом военного назначения на борту. Эта ракета характеризовалась очень высоким уровнем надёжности: за предыдущие 16 лет пусков с обоих космодромов - "Байконура" и "Плесецка" - только одна авария и два несостоявшихся пуска, а с 1970 года не было ни одной аварии.
Пуск был назначен на 21 час 16 минут 18 марта 1980 года. Накануне ракету установили в стартовом сооружении, она прошла без замечаний автономные и генеральные испытания. К семи часам вечера 18 марта все блоки ракеты были полностью заправлены керосином. Продолжалась заправка жидким кислородом и азотом, при этом баки боковых блоков заполнили уже полностью. Завершалась заправка перекисью водорода.
В 19 часов 01 минуту яркая вспышка осветила местность, и море огня охватило всю пусковую установку...
Вспоминает Владимир Иванов. В 1980 году он был начальником полигона:
- Взрыв разрушил стартовое сооружение и унёс жизни 48 человек, 43 были ранены.
Эти события могли поставить жирную точку в моей судьбе. Буквально через пять часов после катастрофы на полигон прибыла высокая государственная комиссия. Но ей при расследовании причин катастрофы не удалось учесть всех обстоятельств дела, что выяснилось только через двадцать лет. В итоге комиссия вынесла ошибочный вердикт о виновности боевого расчёта полигона. Только в конце 90-х на основании акта комиссии по дополнительному расследованию причин катастрофы было принято решение о реабилитации боевого расчёта. В решении признали, что катастрофа произошла не по вине личного состава боевого расчёта космодрома.
Иван Кенов, в то время замполит группы пуска, находился во время взрыва под ракетой. И выжил:
- Оказался я в технических помещениях под стартовым столом - в "керосинке", комнате для слива горючего. Зашёл зачем-то и сел за стол. Огонь ворвался через открытую дверь. Мне повезло, что я сидел за бетонной перегородкой. Температура всё выше, комната раскалилась, дышать нечем, и я побежал к запасному выходу. Снаружи всё горело, слышен был рёв человеческий. Я бросился к лестнице - подниматься надо было метров сорок.
Поднялся, не знаю, как сил хватило, наверх. Вывалился на косогор и потерял сознание. У меня был термический ожог верхних дыхательных путей. Очнулся, голова кружится, пополз к лестнице. Тут меня сверху и заметили. Понесли к автобусу. Вот этот момент я запомнил. Обожжённые люди, какие-то синие, многие без пальцев рук, кистей.
Автобус криком боли исходит. Отвезли в госпиталь - посещения строго запретили. И только через три дня смог повидаться со своей женой. После аварии многие уехали. Я не мог. По должности должен был воодушевлять людей.
Единственный номер того рокового боевого расчёта, до сих пор проживающий в Мирном, - это Василий Шевченко. 18 марта 1980 года он был капитаном и исполнял обязанности начальника отделения компрессорной станции:
- Оба дня подготовки ракеты-носителя на старте я был 63-м номером боевого расчёта, - вспоминает Василий Леонидович. - В 19 часов я зашёл в "зиповую" комнату, находящуюся на 4-м этаже. Вдруг услышал четыре хлопка и почти сразу же - команду, данную подполковником Шмытовым по громкой связи: "Всему боевому расчёту эвакуироваться".
Голос его был спокоен. Из 214 пусков у меня все ракеты взлетали, поэтому я был уверен в успешном пуске и этой ракеты. Даже когда я увидел горящий старт, подумал, что сейчас мы всё потушим и запустим. Но огонь был такой мощный, что фермы обслуживания погнулись и стали похожи на сгоревшие бенгальские огни. Я пересчитал своих подчинённых, и мы ринулись к запасному выходу. После того, как я доложил о том, что мой расчёт не пострадал, моя миссия на старте в тот день была завершена.
18 марта после пуска был запланирован творческий вечер всенародно любимого артиста театра и кино Евгения Леонова. Концерт так и не состоялся, а Леонов больше никогда не приезжал на космодром.
Последние годы я много занимался с зарничниками в первой школе Мирного.
Воспитал чемпионов России. Возил ребят на четвёртый стартовый комплекс. Но только однажды рассказал, что был свидетелем страшной катастрофы: горечь и обида за несправедливое решение государственной комиссии многие годы жгла сердце.
Анна Потехина, "Правда Северо-запада"