Без болеро, но с сюрпризом

О чем вы думаете в первую очередь, услышав слово “Болеро”? Наверное, о том, что это - известнейшее сочинение для оркестра Мориса Равеля. Реже вспоминается, что французский композитор задумывал свой опус как хореографическую композицию для великой Иды Рубинштейн, ведь не зря же болеро - испанский танец. Этим историческим подробностям помог всплыть на поверхность Имперский русский балет, посетивший наш оперный театр двадцать первого октября: “Болеро” Равеля значилось в афише вторым отделением. Что и говорить, интригует.

Первое отделение также привлекало - обещали “Кармен-сюиту”. Знаменитую оперу Родион Щедрин “переложил” для своей не менее знаменитой жены, ныне президента Имперского русского балета, а посему интересно было посмотреть, кому же Майя Плисецкая передала эстафету...

“Наследницей”, причем вполне достойной, оказалась Анна Пашкова. Кармен в ее исполнении отличалась грацией, немного наивным кокетством (и даже беспечной девичьей резвостью, чем несколько напоминала прокофьевскую Джульетту). И вместе с тем весь спектакль больше походил на демонстрацию поз и жестов - к такой “статичной” хореографии, по-видимому, предрасполагает щедринская обработка. Кстати, помимо обилия ударных инструментов, введенных Щедриным в партитуру Бизе, музыка обогатилась новым “номером”: в одном из фрагментов балета аккомпанементом балеринам-подружкам Кармен служат ритмы, отбиваемые руками и ногами прочих танцоров, восседающих на стульях вокруг сцены. Стулья эти, к слову, были не просто стульями. В течение всей постановки, расставленные полукругом, они образовали места для наблюдателей-соучастников; в кульминационный момент они выстроились в линию на переднем плане, и их высокие спинки с перекладинами отгородили действующих лиц от публики. За этой “решеткой” оказалась Кармен - то ли загнанная в клетку жертва, то ли невольная “приманка” для попавших в ту же клетку Хозе (Кирилл Софронов) и Тореадора (Жанибек Кайыр). Помимо упомянутых стульев, прочие атрибуты постановки сводились лишь к деревянной полукруглой ширме и большому “плакату”, изображающему маску в красных и черных тонах со светящимися глазами-дырами. Те же выразительные глаза оказались единственной белой деталью черного Рока (Елена Колесниченко). Рок активно вмешивался в жизнь героев: занимал место Кармен рядом с Тореадором, притворно-заботливо предостерегая ее от неверного шага, и в то же время предлагал Хозе примерить свою маску, маску безжалостного убийцы; Рок пытался подчинить себе цыганку, заключая в свои объятия, но беспомощно отступал, не выдержав силы ее своенравного отчаяния.

Антракт. Ждем “Болеро”. Интересно, каких персонажей мы увидим здесь? Оркестровое “действо” хорошо известно: текучая восточная тема обрастает все новыми и новыми тембрами, гипнотизируя слушателя, как факир с дудочкой. Но возможно ли столь же увлекательное хореографическое действо? Похоже, будет что-то особенное - за кулисами промелькнул некто в костюме то ли турецкого янычара, то ли того самого факира. Вот свет погас, публика приготовилась внимать. И - сюрприз... “Вместо обещанного ”Болеро" артисты исполнят балетные сцены из оперы “Фауст” Гуно". То бишь “Вальпургиеву ночь”. С досады все увиделось не в лучшем свете: подумаешь, миленькая слащавая музычка. Подумаешь, живописные декорации и костюмы. Подумаешь, нимфы нежно машут платочками над сатирами - все это, конечно, очень мило, но... Видели мы эту вашу классическую хореографию!

Однако на сцене возник греческий Пан. Кирилл Радев изобразил лесное божество этаким шалуном и забиякой - благо, костюм помогал: рыжий патлатый парик, забавные потрепанные штанишки с одной “подтяжкой”, словно позаимствованные у дворового сорванца.

“Вальпургиева ночь” закончилась, и публика приготовилась ринуться в гардероб, как только “рассветет”. Но... не светало. На черном фоне появился луч света, а в нем - фигура Анны Пашковой. Дерзкую короткую юбочку Кармен сменило элегантное развевающееся бордовое платье, скрывающее ноги. Соединение французской музыки, балетных па и элементов художественной гимнастики создало композицию, главной “героиней” которой была пластика, форма, гибкий силуэт... Опять та же темнота. И вдруг - он, тот самый “янычар”! Ан нет - при ближайшем рассмотрении “янычар” оказался китайским болванчиком, что из “Щелкунчика”. За “Китайским танцем” последовал “Русский”, а за ними - па-де-де из балетов “Корсар” и “Жизель”. Чувства публики нарастали последовательно. Радостно был встречен фрагмент из “Грез любви” - нового нижегородского спектакля, который, оказывается, в Москве тоже ставят. Пиком восторга стал “Канкан сюрприз” - комический номер, в начале которого зрители увидели Женщину в красном в сопровождении двух кавалеров. Развернувшись, она продемонстрировала... раскрашенное мужское лицо и накладные женские прелести, чем заставила зал взреветь. Все последующие “выкрутасы” подогревались аналогичной реакцией: особенно все веселились, когда среди кавалеров не нашлось силачей, способных поднять в воздух мускулистую “приму”. Причины успеха Витаутаса Таранды (на снимке вверху) в столь колоритной роли можно понять: у кого-то он вызвал ассоциации со столь любимой в народе Веркой Сердючкой, а кто-то, может, воспринял его кривляния как камень в огород “бедной Насти” Волочковой... Похоже, артисты делали все, чтобы восполнить отсутствие “Болеро”. Однако “толстоватый” юмор, как будто специально рассчитанный на провинцию, - альтернатива не слишком удачная...

Ольга САХАПОВА.
"Нижегородские новости".