Петя и мент
27 октября 2004 г.
Георгий Бовт
Политолог
Когда мне начинают говорить речи про страну, я начинаю вспоминать разные с ней, а вернее, с ее людьми истории. Причем неважно даже, кто мне рассказывает речи про страну – блаженный ли патриот, верующий в неизбывную силу удвоенного ВВП, или прожженный циник-космополит, бубнящий про то, что, мол, тут ничего никогда толкового не получится, потому как либо люди ему не те, либо климат голубизной неба и теплотой солнца не вышел, либо история давит на эту землю кровью и вековым рабством. То же самое – когда вдруг заходит разговор (ну что поделаешь – профессия такая) про, прости господи, режим или, хуже того, демократию. Вот тогда особенно хочется про людей вспомнить. А вспомнив – наложить эти истории на красивые показываемые в телевизоре и описываемые в газетах схемы, да и посмотреть потом на солнце. На просвет. Что там видно? Каждый видит свое, и главное, что все – разное.
Вот есть у меня, к примеру, приятель Петя. Он, так уж получилось, хохол. Причем хохол западянский. Он в не безразличном мне подмосковном районе (у меня там малая родина, знаете ли) строит дома и дачи, а также производит всякую другую работу. Петя работает очень добросовестно. Как-то даже по-европейски. Более того, он работает патологически трезвым. И вовсе не потому, что он зашитый или язвенник, а потому, что работать трезвым ему легче. Он честно отчитывается по предоплате за купленные материалы и стремится покупать стройматериалы где подешевле, тем самым экономя деньги заказчика (по-нашему – хозяина). Если какой-то товар в магазине покажется ему неоправданно дорогим, то он прямо так и говорит – не покупайте это, я сам сделаю дешевле и лучше. И делает.
Наверное, вокруг живет-поживает полным-полно всяких аборигенов славного подмосковного района, которые работают ровно так же или даже лучше, чем Петя со своей западянской бригадой. Я уверен – такие люди есть, их много, очень много, и ими по праву гордится подмосковный район. Но мне не повезло. Я таких почему-то не встречал ни разу. Ушлых рвачей с руками, растущими из задницы, и никогда не бывающих трезвыми к моменту захода солнца, пропадающих вдруг, без предупреждения, не выполнив работы, за которую, богом моля (больше им и нечем), пытались заранее взять аванс – встречал как раз сколько угодно. А таких, как Петя – нет. Более того, почему-то так сложилось, что и среди заезжих хохлов именно западянские работали лучше, честнее и качественнее, чем хохлы, живущие ближе к России и говорящие не на ихней мовэ, а на нашей. Это никакой не расизм-национализм. Это всего лишь наблюдение последних лет 10. Оно, разумеется, глубоко субъективно, и я признаю его глубоко антинародный характер. Ну, не повезло мне с наблюдениями за родным краем.
В последние года два я наблюдаю еще и за отчаянными попытками Пети и его товарищей-хохлов следовать букве и духу российского сурового антимигрантcкого законодательства.
В смысле, он пытается зарегистрироваться по месту работы.
В последний раз Петя заявился по прибытии прямо в районную милицию, честно сказав некоему тамошнему важному чину, что он хочет честно зарегистрироваться и уплатить соответствующий взнос в полном объеме через кассу. Капитан (кажется, это был капитан) честно взял 500 рублей и попросил ни о чем не беспокоиться, а если наедут (в смысле его же товарищи по бескомпромиссной антикриминальной борьбе), то звонить ему. Обещал все сделать за три дня и привезти регистрацию прямо к хохлам в бытовку. Они регулярно звонили ему на мобильный (какой же теперь мент без мобильного), он им всякий раз отвечал, что вот-вот, он уже буквально выезжает, только вот сейчас совершит очередной антикриминальный подвиг – и мигом у них в бытовке. Подвигов, видно, было невпроворот. Капитан, хотя и не погиб в своей борьбе смертью храбрых, все равно не приехал.
Через три недели Петя наведался снова в районную милицию, дабы узнать, как оно там продвигается. «А капитан твой в отпуске, я знать ничего не знаю, все заперто в сейфе, ключа нет, ступай отсюда вон, пока я тебя не депортировал», – примерно так встретил его другой ответственный чин. Так и разошлись.
Периодически на Петю и других окрестных гастарбайтеров совершают вечерние (или утренние ) набеги оголодавшие менты. Причем, что примечательно, по почкам не бьют, лицом-к-стене-ноги-на-ширине-плеч не ставят, в обезьянник не везут. Собирая деловито по паре-тройке сотен с носа, они уходят довольные и даже добродушные. И тоже любезно оставляют номера своих мобильных телефонов, чтобы, если кто еще наедет «из чужих», то звонить им. Все по-честному. У них просто работа такая. И они ее делают со спокойной уверенностью в правильности исполняемого долга.
Когда Петя возвращается домой (возвращаться он предпочитает в последнее время на машине, поскольку у него и его бригады много всякого инструмента), то по пути отдает на попадающихся постах ДПС и прочих подобных пунктах охранения правопорядка уже точно рассчитанную сумму: получается никак не меньше полутора тысяч с носа. Хорошо, что рублей.
«Ваши еще берут по-божески, – по доброму, без всякой злобы рассказывает Петя, – а вот наши лютуют, у наших никто мало не берет». По его наблюдениям, отличие российской и украинской милиции и таможни состоит в том, что в российских структурах берут все без исключения, но «по-божески», а на Украине встречаются такие, кто не берет вообще, но подавляющее большинство берет немеряно.
И действительно, если украинская таможня лишь заподозрит, что люди едут с заработков, то «такса» (а она взимается практически автоматически), возрастает со «стандартных» 10 баксов с носа до нескольких десятков. Бывают случаи, когда отбирают практически все заработанное. Русские так не беспредельничают, говорит Петя.
Попытки обзавестись всякими разными законными (совершенно законными, подчеркиваю) справками о честно заработанных деньгах, ровным счетом никакого воздействия на таможенников не оказывает. Они все равно уныло берут свои от 10 до 100 у.е.
«Вот чехи, к примеру, прямо в консульстве берут 300 баксов за рабочую визу на год – и вперед, больше ни о чем вообще беспокоиться не надо», – рассказывает Петя. «Я готов заплатить не 150, которые у меня так и так уходят (на всякие взятки), а триста, чтобы работать спокойно и ни о чем не думать, почему этого нельзя сделать в России?» Я его молча слушаю и не хочу расстраивать. Мне кажется, что даже если бы он заплатил на границе 300 и даже 500 баксов, с него бы потом все равно что-нибудь где-нибудь да за что-нибудь содрали еще и еще.
Прослушав такую историю, любой, даже не очень прожженный циник воскликнет: эта страна абсолютно безнадежна, здесь никогда ничего не будет, а будет вечное воровство, бардак и такой же, до унылости никак не скончающийся распад, казалось бы, уже давно, многократно распавшегося государства.
Но такому цинику всегда может возразить даже умеренный (не говоря об оголтелом) патриот: помилуйте, но ведь Петя сюда все ездит и ездит, все строит и строит. Тем самым и страна строится в лице своих отдельных граждан.
Я бы и еще добавил: и даже менты скрашивают свое жалкое государственное жалование регулярной дойкой гастарбайтеров. Причем менты ведут себя, ровно как муравьи, которые пасут и доят тлю – муравьи ведь никогда не убивают тлю и не депортируют ее с дерева, а используют ее к своей вящей пользе. Подкрепляясь взятками, менты не разбегаются окончательно по лесам и перелескам, превращаясь в лесных разбойников, а маячат в роли вполне «законных бандформирований» в повседневности, создавая у граждан хотя бы иллюзию правопорядка. Гневное «лучше бы они разбежались», конечно, в такую концепцию мира не совсем вписывается, но если постараться, то и это можно попробовать вписать, поняв, что иных ментов просто тут быть не может никогда, потому что не может быть никогда.
А еще можно было бы рассказать множество всяких человеческих историй про наши больницы, школы, вузы, про басманные суды (о, про суды можно рассказать очень много историй), про совершенно прелестных в своей чванливости чиновников… Да мало ли чего еще. Вы их и сами можете рассказать.
Тут, кстати, вообще, судя по всему, нет никакого ни «черного», ни «белого» ответа, рецепта или прогноза. Что, мол, делать, кто, мол, виноват и т.д. Это у нас просто установился такой образ жизни. Это у нас просто утвердилась такая вот цивилизация. Она – целостная и самодостаточная. Она по-своему логична. В ней можно найти свою, неповторимую прелесть и за эту прелесть даже полюбить. По ней можно скучать на чужбине. Причем чем дальше, тем сильнее. О ее преимуществах (особенно по части неуловимой духовности) можно по пьяному делу спорить с иностранцами и даже соотечественниками.
Ни в какой иной форме эта русская цивилизация существовать просто не сможет. Не то что в европейской – даже в «западянской». Если ее пытаться реформировать, исправлять и улучшать – она просто погибнет.
