Русские сказки: Лестница в небо

Если в черта русская сказка как-то еще с грехом пополам верит, путая, впрочем, всемирное зло с мелкой болотной нечистью, то в Бога русская сказка не верит вовсе. Не верит ни в бессмертие души, ни в вечную жизнь, ни в обетованные небеса, ни в блаженство праведников. Ко всему вышеперечисленному русская сказка относится с таким богохульным цинизмом, которого даже в самые безбожные советские годы редкий достигал выпестованный комсомолом атеист. Небеса, рай в русской сказке не то что глухи или несправедливы, а просто нету, на взгляд русской сказки, никакого рая, а если и есть рай, то не для людей.

 

Оживить мертвого в русской сказке можно при помощи волшебства. Умереть понарошку, попав в некое заколдованное место, пока родственники ошибочно оплакивают твой труп, — можно. Но вот попасть на небо ни после смерти, ни при жизни — нельзя. Потому что нет никакого неба.

 

Потому что (цитирую сказку «Как старик лез на небо» целиком): «Жили-были старик со старухой. Старик катал горошину да и уронил наземь. Искали неделю, да и не нашли. А через неделю вырос из земли росток. Стали его поливать. Горошина взялась расти выше избы до самого неба. Горох поспел. Полез старик на небо собирать горох. Набрал целый мешок. Но как стал слезать, мешок уронил и старуху мешком убил. Тем и кончилось».

 

В этом резюме «тем и кончилось» мне слышится брюзгливое раздражение взрослого, которого ребятишки спрашивают про звезды: «Что это там за горох, дедушка, рассыпан в небе?» Дедушка отвечает посредством сказки: «Нет никакого неба, баловство одно, пойдите займитесь хозяйством».

 

Во многих вариантах сказки «Как старик лез на небо» высказывается презрение и к гороху (фасоли, бобам), стебли которого опрометчиво стремятся вверх. Рожь и пшеницу сказка считает хорошими растениями, питательными, горох и бобы считает растениями бесполезными, растениями, от которых «проку никакого, а один только дух». Мне трудно припомнить, чтобы кто-нибудь из воинствующих атеистов сравнивал человека, испускающего дух, и человека, испускающего газы. А русская сказка сравнивает.

 

И надобно помнить, что большинство известных нам сказок записаны в девятнадцатом веке. Русь уже девятьсот лет как крещена. Но русская сказка и через девятьсот лет не приемлет христианской модели мира, настаивает на том, что человек есть прах и ничего, кроме праха.

 

В одном из вариантов сказки один из карабкающихся на небо стариков находит-таки на небе некое подобие рая. Взобравшись по бобовому стеблю, старик видит на небе избушку, построенную из блинов, обмазанную медом и маслом. Однако же избушка эта принадлежит не людям, а стрекозам. Пока стрекозы не видят, от избушки можно откусить немного меда и блинов. Но только украдкой. Старик лазает по стеблю на небо, отъедает от стрекозьего домика мед и блины, но однажды стрекозы застигают старика за этим занятием и, разумеется, убивают, потому что небесное блаженство полагается стрекозе, а человеку не полагается.

 

Такова мудрость сказки. Всякий, кто говорит про небо, про душу, для которой небо долженствует стать вечной и счастливой обителью, — лукавит с точки зрения русской сказки, лукавит и замышляет недоброе. В доказательство, кроме многочисленных попов, которых русская сказка всегда, без какого бы то ни было исключения, считает мерзавцами, можно вспомнить еще «Лису исповедницу».

 

В этой сказке лиса видит петуха, сидящего на дереве. Лиса говорит петуху, что он многоженец, а многоженство — грех и нераскаянному многоженцу не видать Царствия Небесного. Лиса уговаривает петуха спуститься к ней с верхней ветки и исповедоваться в своем столь естественном для курятника грехе. Лиса обещает, что, если петух исповедуется, душа его вознесется на небо. Доверчивый петух к лисе спускается, и лиса сжирает петуха.

 

Вопроса о том, вознеслась ли таки душа невинно убиенного петуха на небо, сказатель не ставит перед собой. В сказках нет неба. Ни души нет, ни неба, только прах и колдовство.