"Россия, Русь! Храни себя, храни!"

Вятский край, (01:02) 03 декабря 2004 г.

"Юбилейная персональная выставка работ заслуженного художника России Виктора Попова". Так вот просто и без затей готов был назвать свое детище автор представленных в выставочном зале областного художественного музея имени братьев Васнецовых картин, председатель Кировского отделения Союза художников России Виктор Попов. Но заглянул в высокое окно солнечный луч, упал на иконостас, и вспомнились искусствоведу Л. Горюновой знаменитые рубцовские строки: "Россия, Русь! Храни себя, храни!", и убедила она художника, что это - знак. И если называть выставку, то только так, а не иначе. Губернатор области Н.И. Шаклеин, заметив, что художник несколько смущен, сказал, что внимание к его работам является отношением к искусству в целом и к таланту в частности. Глава администрации г. Кирова В.А. Киселев вспоминал, как непреклонен и тверд был живописец, отстаивая свое видение истории и быта русского Севера. Секретарь Вятской епархии отец Александр Балыбердин говорил, что "бывают, конечно, мероприятия, на которых священнику долго приходится объяснять себе, почему он принимает в них участие, а здесь ничего объяснять не надо, все органично: и фамилия у художника Попов, и на картинах монастыри да храмы, и вся выставка яркая, праздничная, как поэма о Вятке. О милости Божьей, благословляющей руке и частице любящего сердца говорил глава департамента культуры, массовых коммуникаций и общественных организаций В.А. Микрюков. Были почетные грамоты, подарки, цветы, подобающие торжественности момента слова, объединяющие всех чувством гордости за то, что такие талантливые люди живут и работают на вятской земле. Вздох разочарования рассек пространство выставочного зала только когда было сказано: звание народного художника России к этой выставке не успевает, подождем до следующей, мол, будут еще поводы. О нем не скажешь - баловень судьбы. Хотя еще в школьных конкурсах занимал первые места, на выставках детского художественного творчества первенствовал. Рисовать начал рано, занимался в художественной студии. Потом - Чебоксарское художественное училище, Кировское училище искусств. Традиции русской реалистической школы впитывал в "Москворечье", где творческий диапазон пленэров - Коломна, Тула, Волгода, Новгород. И в середине девяностых - признание. Но и настороженного, неоднозначного восприятия живописных реконструкций старой Вятки не избежал. Как и возгласов: "Да у него тут капища!" А в "Черемисском капище" находили мистические интонации языческой культуры обрядов, праздников, легенд, преданий. И приветствовали экспрессию света в причудливых формах сплетающихся кореньев, языков пламени, в фантастических масках "Древнерусских богов". Причем даже те, кто венцом пленэров считает одинокие часовни в пространстве православной эстетики. С Виктором Поповым ведь как? "Русский красивый художник" - говорят о нем, не сговариваясь. Но одни отмечают пейзажи как средоточение глубины чувств, настроения, считая при этом, что интерьеры храмов, запечатленные им, интересны только исследователям. Другие настаивают, что именно в этих, до деталей прописанных портретах русских церквей видится архитип русского народа, его характер. Третьи... А ты идешь по залам выставки, все чаще останавливаясь у картин, отступая туда, где ни споров, ни противоречивых оценок, приближаешься к глубине исповедальной, заповедной, замечая, как последователен он в изображении состояний природы. День уходит, сыро в лесу, моросит, но предзимняя непогодь, стирая золотую музыку осени, уже уступает времени другого начала: светлого, снежного, нежного. "Завтра выпадет снег", "Сыро в лесу. Моросит", "Первые снега", "День уходит", "Выпал снег", "Музыка осени", "Первые снега"... В выставочном пространстве каждая из этих работ Виктора Попова занимает свое место, но в восприятии души, созвучной и сопереживающей, выстраиваются они именно так: от сумеречной зыбкости к надежности веры. И в состоянии истории та же последовательность, что и в состоянии природы. Мертвые воды, сплетения корней, ядовитые мухоморы, чащобы - это из того, изначального отрезка времени. Огненные всполохи, красные ленты, белые полотенца, копья, маски, шеломы ("Древнерусские боги", "Черемисское капище") - это из времени языческого, доправославного, свидетели которому, может быть, ветряные мельницы села Малые Карелы да скалы Чимбулата и Чусовой, Немдинские скалы. Но и оно было, как его минуешь, если вести рассказ обстоятельный, правдивый? А Виктор Попов именно такой сказитель, обстоятельный и правдивый. И оттого в его полотнах вся полнота российской, русской истории, весь ее реализм, во всех проявлениях. Здесь даже фрагменты монолитны, а приглушенные, сдержанные тона дышат колоритом эпох и народов. И открывается свет настоящий, истинный - белые стены монастырей и храмов, золото окладов и иконостасов, лазурь фресок и бронза колоколов. И здесь не лишняя подробность - не фотографическая, но живописная, художническая, мастеровая. Старые двери Владимирской церкви Михайло-Архангельского монастыря, крыльцо Нижне-Паломницкого деревянного храма, портал и галереи Владимирской надвратной церкви того же Михайло-Архангельского монастыря, купола Успенского собора в Великом Устюге, колонны Успенского собора Трифонова монастыря в Кирове, лик Спасителя в храме села Истобенск, вписанные в городской пейзаж церкви Сольвычегодска, Архангельска, Вологды. И как свет из высокого церковного окна, откликаясь на сохранившуюся веру, падает на потемневшую икону, являя всю полноту ее красоты и духа, так и свет из музейного окна, за стеклом которого, казалось бы, вечерний город и больше ничего, падает на одну из представленных на выставке работ Виктора Попова, и запечатленное пространство собора становится объемным, живым. Как там "Горенка" пела: "Русь-матушка встрепенулась, в краски мастера окунулась"? А краски непросто давались - была травма глаза, врачи запрещали рисовать. И было уже за тридцать, когда он сказал себе: "Так больше жить нельзя!" И снова взял кисть в руки. И все-то ему под силу. Даже традиция ставить свечки на месте обретения иконы Николая Чудотворца. Кто был в Великорецком, помнит обнесенный железным обручем-подсвечником пень, который, говорили, остался от той самой сосны, возле которой и была найдена крестьянином Агалаковым чудотворная икона. В разное время разные власти как-то одинаково боролись с этим поверьем и сложившейся вокруг него традицией. Сначала спилили сосну, потом убрали подсвечник, потом и пень... Это я к тому, что любой бы другой художник мягко обошел эту тему - и все. Мало ли как потом разберутся с этим явлением. А Попов, который последовательно и подробно прошел в своем творчестве путь от Древней Руси до современной России, пишет "Святое место": будто из языческих времен вытаявшее могучее корневище, свечи, иконка Святителя Николая. Сплетение традиций, языческой и православной? Соединение обрядов? Тогда "Проводы иконы Николая Чудотворца в г. Вятке на реку Великую" - не столько перекличка с "Праздником на воде" А. Рылова, сколько ответ. Или напоминание об исконной чистоте обряда, первозданности празднования. И в этом тоже преемственность. О представителе любой другой творческой профессии можно было бы сказать: "Вгрызается в тему". О живописце - грубовато как-то будет, тут все тоньше и работистее. И Виктор Попов, художник необыкновенной, просто крестьянской работоспособности, по-хорошему дотошен в своем творчестве, подробен. Прибавьте к этому упрямое желание во всем оставаться самим собой, не лукавить, и вы получите художника глубокой внутренней энергии, выверенной манеры письма, крепких родовых корней. Его вера, надежда и любовь - Россия, Русь. К ней и обращено молитвенное: "Храни себя, храни!" Николай ПЕРЕСТОРОНИН. "Вятский край"

Последние статьи